Упрощают ли технологии японский язык?
Когда я впервые приехала в Киото в 1999 г., я знала около 50 слов по-японски.
Мои попытки соединить вместе несколько разрозненных выражений были встречены чрезмерной похвалой, и я решила, что все были довольно милыми.
«Нет», – как я помню, сказала моя подруга Юки (Yuki). – «Люди это серьёзно, они действительно впечатлены».
Она подразумевала широко распространённое убеждение, будто японский с его нюансами формальных выражений и тремя системами письма, представляет собой чрезвычайно сложный язык. Как может иностранец выучить его? Даже сами японцы делают ошибки. Бывший премьер-министр Таро Асо (Taro Aso), правление чьей Либерально-демократической партии (ЛДП), стоявшей у руля более 50 лет, закончилось в конце августа этого года («На выборах в Японии оппозиционная ДПЯ одержала сокрушительную победу над ЛДП»), может войти в историю, благодаря публичным ошибкам в чтении японских кандзи. И он вряд ли был первым носителем языка, делавшим ошибки.
«У многих образованных людей возникают проблемы с написанием логичного, грамматически правильного предложения», – отметила Михаэла Коминэ (Michaela Komine), австралийка, проработавшая восемь лет в Осаке в качестве переводчика с японского на английский и наоборот.
Сейчас японский язык преобразуется посредством блогов, электронной почты и «кэйтай сёсэцу» (keitai shosetsu), «мобильных романов». Американцы могут волноваться по поводу того, как цифровые коммуникации поощряют небрежность в грамматике и правописании, но в Японии эти изменения гораздо более мучительны:
1. Вертикальное написание, похоже, всё больше сменяется горизонтальным.
2. Романы пишутся и читаются на маленьких экранах.
3. Люди настолько привыкли к набору текста на компьютере, что больше не могут писать иероглифы от руки.
4. Английские слова продолжают проникать в язык.
Итак, что эти изменения означают для языка, долгое время характеризуемого окольными выражениями и длинными предложениями, бегущими с верха страницы? Японский язык становится проще, легче или просто хуже? По одну сторону баррикад находится Минаэ Мидзумура (Minae Mizumura), чья книга «Падение японского языка в эпоху английского» произвела настоящий фурор, когда вышла в Японии летом этого года.
Мидзумура утверждает, что господство английского языка, особенно с появлением Интернета, угрожает свести все другие национальные языки к всего лишь «местным» языкам, которые учёными серьёзно не воспринимаются. Система образования, утверждает она, не уделяет достаточно времени преподаванию японского.
«Я не могу представить страну с эффективно действующим национальным языком, которая уделяет преподаванию родного языка меньше времени, чем преподаванию иностранного», – написала она по e-mail.
По словам Мидзумуры, упрощение японского языка началось с переходом страны к демократии после Второй мировой войны. Хотя американским оккупантам не удалось убедить Японию перейти к латинскому алфавиту, говорит Мидзумура, «профонетический» лагерь набрал силу, а Министерство образования упростило иероглифы и ограничило число кандзи, используемых в СМИ. В результате, отмечает она, «старшее поколение – даже те, кто не поступал в колледж – более свободно читает и пишет на японском, чем молодое поколение».
«Грамотность японского населения – т. е. способность читать и пользоваться книгами – постепенно снижается, а сам письменный язык, соответственно, стал менее богатым», – продолжает она.
Но другие писатели принимают эволюцию языка. Как написал по электронной почте Харуки Мураками (Haruki Murakami), самый известный современный японский писатель, «Мой личный взгляд на японский язык (или любой другой язык) заключается в том, что если он хочет меняться, пусть меняется. Любой язык – живой, как и человек, точно так же, как вы или я. И если он живой, он будет меняться – никто не сможет остановить это». Он также добавил, что не существует такого понятия, как упрощение языка.
«Он просто меняется в лучшую или худшую сторону (и никто не может сказать, стал он, язык, лучше или хуже)», – отметил Мураками.
Некоторые из наиболее драматических изменений затрагивают мобильные телефоны: авторы, чаще это молодые женщины, пишут истории на своих мобильных телефонах, а читатели, соответственно, читают их на экранах своих. Предложения в таких романах, как правило, очень короткие, а наибольшей популярностью пользуются любовные истории. Этот феномен достиг своего пика в 2007 г., когда в список 10 книг-бестселлеров вошло пять произведений, написанных на мобильных телефонах. Тем временем, популярность кэйтай сёсэцу, похоже, снизилась, но некоторые японцы всё ещё выказывают к ним презрение, полагая такие романы низкопробными. Другие просто не обращают на них внимания: тот же Мураками отметил, что его «не интересуют» мобильные романы или любые другие произведения, им подобные.
Нацуо Кирино (Natsuo Kirino), автор романов «Аут» («Out»), «Гротеск» («Grotesque») и «Реальный мир» («Real World»), считает, что мобильные романы вряд ли способны уничтожить традиционную литературу.
«Я полагаю, что среди молодёжи существует два лагеря: с одной стороны находятся те, кто любит кэйтай-романы – они свободно себя чувствуют, читая упрощённые выражения; с другой стороны, насколько я ощущаю, существует множество молодых людей, которых простота не удовлетворяет, которые читают сложные и передовые романы и даже хотели бы написать свои собственные».
Также не похоже, чтобы мобильные романы постоянно сокращали объём внимания (Прим. пер.: объёмом внимания называется отрезок времени, на протяжении которого человек в состоянии сконцентрироваться на какой-либо деятельности): последний роман Мураками «1Q84», чей объём превышает 1000 страниц, после своего выхода в Японии в этом году имел большой успех и огромные тиражи. Даже сейчас, когда некоторые рассматривают новые технологии как угрозу литературе, исследования подтверждают, что японцы читают больше, чем прежде. Согласно статье в газете «Sankei Shimbun», учащиеся средних школ в 2008 году читали в среднем по четыре книги в месяц – больше, чем когда-либо за 30-летнюю историю подобных исследований (в статье также отмечено, что читаемый материал не всегда был сложным). В ходе отдельного национального исследования, опубликованного в прошлом году «Yomiuri Shimbun», стало известно, что 54% опрошенных читали более одной книги в месяц, тогда как годом ранее таковых насчитывалось 48% (Прим. пер.: а вот в ходе недавнего исследования всё той же «Yomiuri Shimbun» выяснилось, что в сентябре этого года 53% респондентов не читали книг, далее см. статью «Всё меньше японцев читают книги».).
Также японцы, похоже, стали больше писать. Мотоюки Сибата (Motoyuki Shibata), преподающий литературу и перевод в Токийском университете, отметил, что новые технологии поощряют его студентов больше писать на японском, пусть даже на компьютерах или мобильных телефонах.
«Некоторые говорят, что традиция написания писем вернулась», – сказал Сибата, добавив, что благодаря электронной почте он получает от студентов больше писем и отзывов, чем 20 лет назад.
Люди также могут использовать и распознавать больше кандзи. Вместо того, чтобы писать каждую черту по памяти, пользователи могут вводить слова в компьютер фонетически, а затем выбирать из появляющегося на экране списка нужное написание (таким образом я могу быстро набрасывать сообщения электронной почты, наполненные множеством сложных иероглифов. В результате, я более склонна отправлять сообщения в Японию). Критики могут возразить, что для японского языка характерны формальные выражения, вежливые вводные фразы и окольные высказывания. Будет ли что-то из этого потеряно в эпоху мобильных романов и быстрого обмена текстовыми сообщениями? Возможно. Но японский язык может также стать менее пугающим, позволяя большему количеству людей насладиться радостями чтения и письма. Станут ли технологии причиной потери японским языком своей репутации чрезвычайно сложного языка? Это тоже возможно. Но это также может оказаться и плюсом.
Быстро стареющему обществу Японии, вероятно, придётся в не слишком отдалённом будущем столкнуться с притоком иммиграции, и более доступный язык мог бы ускорить процесс интернационализации страны. Кто знает, может, в один прекрасный день окажется, как выражается Сибата, что «эта идея о том, что японский язык очень труден и понятен лишь посвящённым, всё это время была мифом».
: Emily Parker для The New York Times, 5.11.2009
Перевод на русский: Кальчева Анастасия для «Fushigi Nippon / Новости из Японии», 11.11.2009