«В свете неизбежности краха японского империализма» – 3
Молотов отвечает, что здесь какое-то недоразумение… Молотов поясняет, что по истечении пятилетнего срока действия договора советско-японские отношения, очевидно, вернутся к положению, которое было до заключения пакта… Что же касается политики Советского Правительства, то мы действуем в соответствии с правом, предоставленным нами пактом. Срок действия пакта не окончился (выделено везде мной – В.М.)».
Это – разъяснение от первого лица: пакт должен был оставаться в силе до 25 апреля 1946 г. Сато так и понял, о чем немедленно сообщил в Токио. Заявление Молотова было опубликовано во всех ведущих газетах Японии с разъяснениями, что еще год пакт существует (подразумевалось: в это время войны не будет) и что советско-японские отношения продолжают оставаться дружественными. Москва была в полной мере осведомлена об этом из подробного доклада Малика от 13 апреля: «Общий тон подчеркнуто спокойный, точнее – успокаивающий». Решение Кремля открыто не осуждалось, хотя газеты подчеркивали, что «японское правительство не имело ни малейшего намерения прекращать действие этого пакта потому, что Япония желала сохранения дружественных отношений с Советским Союзом». С учетом тотальной контролируемости тогдашней японской печати, ясно, от кого исходили эти комментарии.
Денонсация пакта о нейтралитете совпала со сменой кабинета в Токио и, возможно, способствовала ей, хотя японская пресса отрицала такую возможность. 7 апреля 78-летний адмирал Судзуки Кантаро стал самым пожилым премьером в истории Японии. На своих постах остались военный и морской министры и начальники генеральных штабов армии и флота. Министерство иностранных дел снова возглавил Того. Во время первой встречи с Маликом 20 апреля он сказал послу: «После заключения Пакта о нейтралитете возникла советско-германская война… Весь мир был брошен в пламя войны. Небо покрылось черными тучами, однако, на этом мрачном фоне японо-советские дружественные отношения, основанные на Пакте о нейтралитете, оставались единственным светлым местом, и я надеялся, что это светлое пятно разгонит тучи и станет тем ядром, при помощи которого наступит мир во всем мире. Но сообщение о денонсации договора меня лично очень огорчило… (отточие в оригинале – В.М.) Поскольку договор будет действовать еще целый год (выделено мной – В.М.), то думаю, что у нас с Вами будет немало случаев обстоятельно поговорить об этом, а пока прошу передать мое чувство сожаления г-ну Молотову». «Путано и с многочисленными оговорками и паузами» Того заявил о желании встретиться с Молотовым после Сан-Францисской конференции, но Малик в отчете обозвал все высказывания министра «известной японской болтовней».
То, что пакт не будет продлен до 1951 г., Того принял как данность. Как данность он принял и то, что Японии дана передышка еще на один год. Именно такая трактовка содержалась в его официальном ответе на советскую ноту, который Сато 27 апреля вручил Лозовскому. Никаких возражений на сказанное или дополнительных разъяснений не последовало. Более того, даже 29 мая Молотов подтвердил в разговоре с Сато: «Мы не разорвали пакта, а отказались продлить его (выделено мной – В.М.), так как считали, что обстановка с того времени, когда он был заключен, изменилась». То же не раз говорил весной и летом сорок пятого своим японским собеседникам и Малик – несомненно, с санкции Молотова и Сталина, которому нарком отправлял «на визу» инструкции, предназначенные для Токио. Позже Сато специально обратил внимание на этот момент в своих письменных показаниях, представленных защитой на Токийском процессе, но отвергнутых трибуналом как «не относящиеся к делу».
Таковы факты. По крайней мере, таковы многочисленные совершенно секретные документы Архива внешней политики РФ, опубликованные Б.Н. Славинским после их рассекречивания. Поэтому приходится признать то, что категорически отвергала советская пропаганда и до сих пор отвергают те, кто следует ей: вступая в войну с Японией 9 августа 1945 г., СССР нарушил Пакт о нейтралитете, остававшийся в силе до 25 апреля 1946 г., что признавали советские официальные лица.
22 апреля заместитель начальника генерального штаба Кавабэ Торасиро и начальник 2-го отдела (внешняя разведка) Арисуэ Сэйдзи посетили Того и попросили принять меры для обеспечения нейтралитета СССР, обещав ему поддержку армии. 29 апреля полковник Танэмура Сукэтака, глава 12-го отдела генерального штаба, отвечавшего за планирование операций, подготовил меморандум «О нашей будущей (дальнейшей) политике в отношении Советского Союза» в том же духе. Он предлагал много большие уступки, чем план Сигэмицу в сентябре 1944 г., включая отказ от Ляодунского полуострова, Тайваня, Кореи, островов Рюкю и северных Курил. Руководство армии: Кавабэ, Умэдзу и Анами – поддержало этот проект. 5-й отдел генерального штаба, отвечавший за советское направление, предлагал готовиться к отражению нападения в Маньчжурии, но его предложения не были приняты (5). «Полное и окончательное присоединение СССР к нашим противникам было бы для Японии фатальным, – писал после войны Того. – …Я намеревался идти вперед к скорейшему заключению мира и был преисполнен решимости воспользоваться в этих целях пожеланиями военных» (6).
Автор: Василий Молодяков, 11.08.2010
Страницы: 1 2