«Нанкинская резня» и послевоенная Япония – 1
Самый первый вопрос, который возникает в данной связи: что есть «резня» и насколько допустим подобный термин для серьезного историка и тем более для массового школьного учебника? Идет ли речь только о количестве жертв (с одной стороны или с обеих) или о причинах гибели, о формах их убийства? Где границы между разными категориями жертв? Убитые в бою – это одно, это трагическая повседневность войны. Расстрел заложников и пленных – совсем другое, хотя существовавшие на тот момент международно признанные законы и обычаи ведения войны в определенных случаях допускали и это. Уничтожение безоружного мирного населения – военное преступление, виновные в котором подлежат суду. Однако карательные акции против военнослужащих, переодетых в штатское и тем более в военную форму противника, носящих оружие и ведущих боевые действия в тылу врага, в то время допускались международным правом, исходившим из того, что боевые действия могут вести только «комбатанты», т.е. военнослужащие в униформе, со знаками различия, организованные и подчиняющиеся своим командирам. Напомню, что речь идет о событиях, предшествовавших Второй мировой войне, в результате которой массовые действия партизан и участников движения Сопротивления в Европе перевернули существовавшие представления, оправдав подобную тактику, по крайней мере, в глазах общественного мнения. Китайские армии (как гоминьдановская, так и коммунистическая) традиционно прибегали к этому приему. Не был исключением и Нанкин.
Прежде всего, достоверно не известно общее число погибших и пострадавших, как «комбатантов», так и «нон-комбатантов». Вопрос о масштабах трагедии остается одним из главных камней преткновения. Согласно разным исследованиям, число жертв колеблется от нескольких десятков человек (3) до… миллиона: эту фантастическую цифру приводит Кабаяма Коити в популярном справочнике по истории (4). На вопрос известного историка Хата Икухико об источнике информации он небрежно ответил, что вычитал это «в каком-то документе, который видел, когда был в Китае» и тут же добавил, что готов исправить эту цифру в новом издании, если она ошибочна (5). Цифра была исправлена. Но именно так рождаются легенды…
Даже на Токийском процессе, где вопрос о «резне» был впервые поднят в полной мере и где китайская сторона представила большое количество свидетельств и материалов (их содержание и качество мы рассмотрим позже), назывались две цифры: 100 тысяч убитых [1] (приговор по делу генерала Мацуи, объявленного главным виновником «резни») и 200 тысяч убитых (окончательный вердикт суда). Вторая цифра присутствует в большинстве современных японских школьных учебников по национальной истории. На «малом» процессе японских военных преступников, проходившем в Нанкине в 1947 г., говорилось о 300-340 тысячах; официальная тайваньская версия настаивает на 100 тысячах, а принятая в КНР – на 400 тысячах (Нанкинский университет) или, по крайней мере, на 300 тысячах (надпись в мемориале жертвам «Нанкинской резни»). Приблизительно к такому порядку цифр склоняются и «политически корректные» японские историки от марксистов до либералов. Авторитетный историк Хата, который дистанцируется как от «экстерминационистов», сторонников того, что массовые убийства имели место, так и от ревизионистов, отвергающих версию Токийского процесса, подверг анализу имеющиеся данные и в 1986 г. оценил общее число погибших в 40 тысяч человек: 30 тысяч солдат и 10 тысяч гражданских лиц (6). Ассоциация ветеранов японской армии Кайкося в целом приняла аргументацию Хата, но снизила свою оценку до 32 тысяч погибших (7).
Подобный разнобой задают уже сами источники, которыми пользуются те или иные авторы. Ветеран ревизионистской историографии Танака Масааки, бывший помощник генерала Мацуи, лично побывавший в Нанкине в июле 1938 г., а затем посвятивший изучению этой проблемы более полувека, резонно строит свою критику официальной версии «нанкинской резни» на практически полном отсутствии современных (т.е. относящихся к периоду до начала войны на Тихом океане) свидетельств о массовых убийствах и т.д. Понятно, что в японской прессе, находившейся под практически полным контролем властей, такая информация появиться не могла. Но и в Европе, и в США, где общественное мнение к тому времени было настроено антияпонски и прокитайски, подобные сообщения были единичны и при последующей проверке нередко оказывались основанными на слухах или просто газетными «утками». Китай не поднял этот вопрос в Лиге Наций. Дипломатические представители США, Англии и других держав, так или иначе вовлеченных в конфликт, тоже не отреагировали на случившееся, хотя и раньше, и позже засыпали японскую сторону протестами по куда менее значительным поводам.
По документам того времени и позднейшим вопоминаниям дипломатов создается совершенно определенное впечатление, что главной проблемой декабря 1937 г. было потопление японской береговой артиллерией на реке Янцзы американской канонерской лодки «Panay» и обстрел английского военного корабля «Ladybird». Эта провокационная выходка чуть было не привела к разрыву обеими странами дипломатических отношений с Японией, и только решительная позиция министра иностранных дел Хирота Коки, принесшего, несмотря на жесткое давление со стороны армии, американскому и английскому послам официальные извинения от имени своего правительства, спасла ситуацию от возможных фатальных последствий (8). На Токийском процессе, где Хирота оказался в числе подсудимых, защита попросила приобщить к делу мемуары английского посла в Токио Роберта Крейги с описанием этих событий и высокой оценкой действий министра, но ей в этом было отказано. В итоге Хирота был приговорен к повешению – единственный штатский среди семи смертников, оказавшийся в последние минуты земной жизни в одной компании с теми «заговорщиками», с которыми нередко боролся и даже враждовал…
Вместе с Хирота на эшафоте оказался и генерал Мацуи, командовавший в 1937 г. японскими экспедиционными силами в Китае. Оправданный по всем пунктам обвинения, включая «агрессию против Китая» (статья 27) (!) и признанный виновным только в «преступлениях против обычаев войны» (статья 55), он был объявлен главным виновником «нанкинской резни». Однако следует признать, что непосредственную ответственность за совершившееся должен нести не Мацуи, известный своими паназиатскими симпатиями и приверженностью международным законам и нормам ведения войны (этим отличались далеко не все японские генералы!), а штурмовавший Нанкин генерал-лейтенант принц Асака, дядя императора Сёва. Но принца – как члена императорской фамилии – к суду вообще не привлекали.
Сторонники официальной версии «нанкинской резни» часто вспоминают книгу «Что означает война: японский террор в Китае», составленную в 1938 г. британским журналистом австралийского происхождения Гарольдом Тимперли по заказу гоминьдановского министерства информации (9). Однако Тимперли, как и другой автор популярных прокитайских и антияпонских книг Эдгар Сноу (10), в Нанкине не был и пользовался информацией из китайских источников, а также свидетельством профессора Чжинлинского университета американца Майнера Бейтса, находившегося в городе во время взятия его японской армией. Именно Бейтс назвал Тимперли цифру в 40 тысяч убитых (28 тысяч солдат и 12 тысяч гражданских лиц), которую с небольшими поправками принимает Хата.
Бейтс был одним из главных свидетелей обвинения при рассмотрении вопроса о «нанкинской резне» на Токийском процессе. Китайских свидетелей можно было заподозрить в необъективности и стремлении отомстить японцам, но личная репутация, нравственный авторитет и предполагаемая беспристрастность Бейтса придавали его свидетельству особый вес. Однако сам он начал говорить и писать о японских зверствах в Нанкине только в годы войны на Тихом океане, что активно использовалось американской пропагандой. Когда же 15 декабря 1937 г. два японских журналиста брали у него интервью в Нанкине, он принял их достаточно любезно и даже поблагодарил японскую армию за дисциплину, организованность и быстрое установление порядка в городе (11). Конечно, можно проигнорировать это свидетельство, приписав его недобросовестности газетчиков, извративших слова Бейтса, или его опасением за свою жизнь. Но, насколько известно, он никогда – по крайней мере, официально – не отказывался от своих слов, а жизнь иностранцев внутри так называемой «зоны безопасности» угрозам почти не подвергалась. Более того, профессор мог просто отказаться от интервью: вряд ли его брали под дулами автоматов. Впрочем, в частных письмах из Нанкина Бейтс резко отзывался о репрессивной политике японской армии. Где же правда?
На процессе Бейтс произвел колоссальное впечатление подробным и красочным рассказом о «реках крови» и «горах трупов», однако в ходе перекрестного допроса вынужден был признать, что своими собственными глазами видел только одно убийство, а об остальных знал с чужих слов (эта сцена эффектно обыграна в японском фильме 1998 г. «Пурайдо», представляющем ревизионистский взгляд на историю Токийского процесса в целом). Что касается «гор трупов», то их, во-первых, видели далеко не все, а во-вторых, взятие города сопровождалось ожесточенными боями и значительными жертвами с обеих сторон. Эмоциональное, но документально не подкрепленное свидетельство Бейтса – типичный пример триумфа «царицы доказательств» – вошло в стенограмму процесса, получив статус исторического документа, если не факта. Однако следует вспомнить замечание П.А. Судоплатова, пусть и сделанное по другому поводу: «События, описанные кем-либо, всегда интерпретируются в интересах власти, версия которой воздействует на влиятельных историков и ученых и становится «историей»» (12). Материалы Бейтса – из которых, на взгляд автора настоящей работы, наибольшего внимания заслуживают его письма из Китая 1937-1938 гг., а не послевоенные рассказы – до сих пор переиздаются в антологиях «свидетельств очевидцев» о «нанкинской резне», оставаясь «гвоздем программы». Китайский историк Чжан Кайян, составитель наиболее основательных и авторитетных изданий такого рода, с благодарностью называет Бейтса своим учителем (13).
Показания Бейтса на Токийском процессе сыграли едва ли не определяющую роль в формировании образа «нанкинской резни», особенно в американском и европейском общественном мнении. Однако названные им цифры не устроили ни китайскую сторону, ни обвинение в целом. Китайская сторона основательно подготовилась к процессу, проведя после окончания войны детальное расследование случившегося, опросив множество свидетелей и собрав все возможные документы. В значительной степени на них по сей день строится аргументация экстерминационистов, к ним аппелируют в ходе сегодняшних дискуссий и специалисты, и не-специалисты. Что же это за документы?
[1] Здесь и далее речь идет только о «нон-комбатантах»; вопрос о количестве китайских солдат, погибших в боях с японцами при штурме Нанкина, требует отдельного рассмотрения.
Продолжение читайте здесь:
«Нанкинская резня» и послевоенная Япония – 2
«Нанкинская резня» и послевоенная Япония – 3
Автор: Василий Молодяков, 17.08.2010
Страницы: 1 2