«В свете неизбежности краха японского империализма» – 4
В следующий раз Малик принял Хирота только 24 июня, хотя тот несколько раз «напрашивался» к нему. Москва не отвечала. Посол ссылался на то, что отправил подробные записи бесед с дипкурьером (японцев настораживала нарочитая медлительность), хотя на самом деле посылал их по телеграфу. 20 и 22 июня в присутствии премьера и членов кабинета император настоятельно просил министра иностранных дел добиться возобновления переговоров. 23 июня Того уговорил Хирота попытаться еще раз. Бывший премьер колебался, полагая, что настойчивость может быть воспринята как проявление слабости, но все-таки добился свидания с послом. Беседа была долгой, но опять закончилась ничем, судя по отчету Малика, составленному четыре дня спустя. Хирота говорил о том, что Красная Армия и Императорский Флот вместе были бы непобедимы, что явно не произвело на собеседника никакого впечатления. О посредничестве Москвы в заключении «почетного мира» с США и Англией прямо не говорилось и в этот раз, поскольку армейское руководство никак не могло признаться себе, что война проиграна. Не потому ли Хирота так горько жаловался после капитуляции, что правительство теряло время на абстрактные зондажи, когда надо было прямо просить о помощи.
Однако, 29 июня Хирота добился приема в советском посольстве и в первый раз сообщил конкретные предложения (текст из АВП РФ):
«1) Нейтрализация Маньчжоу-го (после окончания войны Великой Восточной Азии японская сторона отзывает свои войска, и обе стороны, Япония и Советский Союз, обязуются уважать суверенитет и целостность территории Маньчжоу-го и невмешательство в его внутренние дела).
2) Японская сторона готова ликвидировать свои рыболовные права, если она будет снабжаться нефтью.
3) Япония готова обсудить все другие вопросы, которые советская сторона пожелает обсудить».
По поводу второго пункта визитер пояснил: «Рыболовные права, конечно, не имеют никакого отношения к нефти, но Япония до сих пор имела важное и ценное право заниматься рыболовством в советских водах и сейчас она имеет большое желание, чтобы Советский Союз снабдил ее нефтью, а она готова ликвидировать эти долголетние и весьма важные права. Это не является условием, но Япония имеет очень сильное желание получить нефть в качестве ответной благодарности за свой отказ от рыболовных прав. Кстати говоря, – добавил он, – если СССР желает затронуть вопрос о демаркации границы (где? – В.М.), то японская сторона готова пойти на переговоры».
Текст из японских архивов, опубликованный Дж. Ленсеном, кроме этих трех, содержит преамбулу и четвертый пункт. В преамбуле предлагалось «заключить пакт о ненападении между Японией и Россией на долгий срок (скажем, 20 или 30 лет) с целью взаимной помощи в деле поддержания мира на Востоке» на указанных далее условиях. Последний пункт гласил: «Япония не имеет намерения сохранять по окончании войны владение территориями, которые она оккупировала в ходе Великой Восточноазиатской войны», т.е. с 8 декабря 1941 г., но не ранее.
Прошлогодний сценарий Сигэмицу пошел в дело. «Предложения японского правительства Хирота излагал горячо и с нарочитым воодушевлением, – телеграфировал Малик 30 июня. – Я воспринимал эти предложения подчеркнуто спокойно и холодно, давая понять, что не считаю их заслуживающими значительного внимания». Тут тоже действовал свой сценарий, что видно из инструкций Молотова от 8 июля: «При всей их недостаточности и намеренной недоговоренности предложения Хирота свидетельствуют о том, что японское правительство по мере ухудшения своего военного положения готово будет идти на все более и более серьезные уступки для того, чтобы попытаться добиться нашего невмешательства в войну на Дальнем Востоке. Вашу позицию в беседе с Хирота считаем правильной. В дальнейшем Вам надо быть еще более осторожным и в том смысле, чтобы не втягиваться в этих и подобных беседах в обсуждения японских предложений Вы не должны дать никакого повода, чтобы японцы изобразили как переговоры Ваши беседы». А то союзники уже забеспокоились…
11 июля Сато всего на двадцать минут «пересекся» с Молотовым, который обещал дать ответ позже, сказав, что доклад Малика еще не прибыл в Москву. После этого советский посол снова стал избегать встреч с Хирота. 12 июля свидания начал добиваться сам министр, но Малик отговорился болезнью (судя по его отчету, «дипломатической»). Наконец, он принял начальника политического отдела МИД Андо Ёсиро, лежа в постели. Визитер «изложил по поручению Того следующее заявление: Его Величество император Японии Высочайший (видимо, следует: Высочайше – В.М.) принял решение о командировании принца Коноэ в Москву с личным письмом императора, в котором изложен вопрос окончания войны Японией, и для того чтобы лично обсудить с Советским Правительством этот вопрос. Одновременно японский посол в Москве Сато сделает заявление по этому вопросу непосредственно Советскому Правительству». «На вопрос в чем конкретно выразится миссия Коноэ, – продолжал посол свой срочный доклад, – Андо указал, что в первую очередь передать пожелание императора об окончании войны, изложенное в специальном письме, и во-вторых, обменяться мнениями с Советским Правительством по этому вопросу». В дело готов был вступить главный «политический тяжеловес» Японии.
Автор: Василий Молодяков, 12.08.2010
Страницы: 1 2