Профессор Долин о себе, о японском характере и подготовке русистов
— Оно так неизбежно, потому что правильно?
— Оно правильно, но не совсем. Есть люди, которые принимают решения, здесь есть эти капитаны — настоящие лидеры, которые могут, хотят и действительно принимают решения.
— Их не знают, в том числе потому, что они не стремятся быть на виду.
— Некоторых знают, но, может быть, они и не стремятся быть на виду. Это и крупнейшие промышленники, иногда крупные политики. Их ничтожно мало по сравнению с любой другой страной, но они есть.
— Так, может быть, это и хорошо?
— Может быть, именно это и хорошо. Благодаря этому другие не лезут в дело с какими-то альтернативами. Здесь не единоначалие, здесь обязателен консенсус, все решения согласовываются, но кто-то должен задать тон. Поскольку, например, после войны задавали тон люди умные и сумевшие на себя взять эту ответственность, они все сделали как надо, и страна в результате за двадцать лет поднялась так, как России и не снилось. Поэтому когда мы говорим о том, кто такие японцы, то надо иметь в виду, что есть и такие японцы.
— Вам не кажется, что они являются порождением всех остальных японцев — они есть необходимое условие существования обеих сторон?
— Возможно. Как говорил горьковский Лука, «люди живут для лучшего». Живут, живут, потом один человек рождается и всех направляет. Примерно так — хрестоматийно — здесь и происходит. В других странах, на Западе совсем иные ситуации. А здесь общество делится на лидеров и исполнителей. Лидеров мало, исполнителей много. Причем исполнители не лезут в лидеры, а делают то, что им говорят, и делают качественно. Это просто, но на самом деле осуществить это нелегко. Зато, когда здесь идет демократическое обсуждение важных проблем в духе плюрализма, дело буксует — это обратная сторона медали.
— А что по поводу вашей теории о японском любопытстве?
— Я считаю, что это, может быть, доминирующая черта на макроуровне у нации в целом. Хорошая черта. Это в любом случае двигатель японского прогресса. В свое время любопытство им помогло в процессе модернизации в эпоху Мэйдзи. Они изучали Запад с бешеным любопытством, совсем не так, как китайцы.
— В чем отличие?
— В том, что японцы хотели все, что узнали, применить у себя. Они изучают креативно: изучают, заимствуют, перерабатывают. Известный факт — в XVI веке, через несколько лет после того, как португальцы завезли сюда огнестрельное оружие, японцы уже наладили у себя массовое производство мушкетов. Причем очень высокого качества, и вскоре по количеству огнестрельного оружия обошли всю Европу вместе взятую. Таких примеров можно привести много, новейшая история ими изобилует.
На частном же уровне… если говорить о взаимодействии культур, то отношение японцев к иностранцам в значительной степени диктуется именно любопытством. Для японцев интересны различия, а не сходство. Когда мы знакомимся с европейцами или американцами, то сразу ищем — чем мы похожи? Ищем сходство, а японцы ищут отличия! Даже если мы знакомимся с новым человеком, то ищем, что нас сближает, а не что разделяет. У японцев все наоборот — им интересно то, что отличает иностранцев от них. Почему человек — гайдзин, ну почему он такой? Это могут быть хорошие отличия, могут быть и плохие — как, например, то, что мы можем не снимать обувь, когда входим в дом. С японской точки зрения, это все равно, что не мыть руки перед едой, а с нашей точки зрения, ополаскивать руки в домашнем туалете без мыла из крана над унитазом довольно странно.
По своему опыту и по опыту моих знакомых-неяпонцев я знаю, что контакты японцев с «чужими» держатся какое-то время на любопытстве. А когда оно исчерпывается, то вроде и говорить больше не о чем — все закончилось. Бывают исключения, но, видимо, очень редкие. У них нет осознанного стремления сохранить связь с человеком, который чем-то интересен, близок. Разве что на уровне формального обмена новогодними открытками. Кстати, давние знакомства, которые везде играют определенную роль, в Японии, на мой взгляд — если это по крайней мере касается иностранцев — особого значения не имеют. Во всяком случае, они не накладывают абсолютно никаких обязательств на японцев: «Ну и что из того, что я его знаю 20 лет? Теперь познакомлюсь еще с кем-нибудь для разнообразия, а этого вычеркнем».
— «Он мне надоел 10 лет назад».
— Да, именно так — 10 лет назад надоел, и всё! Эти связи исчезают, нам это кажется дикостью, но для них это, видимо, нормально. У нас такие примеры были в семье: когда родилась наша дочка Женя, наша подруга дома — японка, у которой было три своих девочки, проявляла участие, трогательную неформальную заботу о нашем ребенке, была фактически ее крестной мамой. Это продолжалось долго, лет пять, пока мы жили в городке Касива, недалеко от нее. Моя жена и эта дама общались, мы ходили друг к другу в гости, дружили домами. Юрико всячески опекала ребенка — брала к себе домой, занималась японским, гуляла с ней. Два года назад мы переехали сюда, и все кончилось. Как будто мы уехали в Россию. А на самом деле мы переместились на расстояние получаса езды. Любопытство исчерпалось, и все! Женя долгое время удивлялась: «А где же тетя Юрико? Почему она не приезжает?» Она один раз все-таки приехала около года назад, посидела и уехала. Мы это восприняли более или менее нормально, но ребенок был озадачен — тетя, которая ее растила как родная, внезапно исчезла, чем это можно объяснить? Ничем. Загадка японской души.
— А существуют такие особенности при изучении японцами России?
— Пикантная особенность изучения России в Японии заключается в том, что здесь почти нет базовых курсов по русистике, по русской истории, литературе, культуре. Что это значит? То, что мы учим в школе, — это базовый курс, в университете — это большей частью базовый курс. В Японии же преимущественно читаются курсы узкой направленности. Первые два курса идет изучение языка и вполне произвольное прослушивание случайных курсов на любой вкус. Специализация начинается в основном с третьего курса и заканчивается на середине четвертого, потому что пора уже искать работу — недолго вся эта музыка играет.
У нас, да и на Западе, если вы изучаете Японию, то на первом курсе вам читают вводные лекции по стране в целом, на втором начинается специализация по темам — по истории, например, мировой и японской, по культуре и так далее. Далее идет наращивание профильных курсов по принципу как бы перевернутой пирамиды. Здесь же студенты почти все выбирают сами, обязательных курсов очень мало, кроме языка. Они могут выбирать себе все, что угодно, в том числе предметы, не имеющие никакого отношения к делу. Предметы могут быть интересными и полезными, но знания наращиваются энтропийно, без единого каркаса, на который они должны ложиться. Добавьте к этому почти полное отсутствие базовых знаний по гуманитарным предметам в рамках школьной программы. До сих пор не понимаю, как удается сохранять этот нулевой уровень после двенадцати лет очень интенсивной учебы и успешной сдачи экзаменов. Тут, конечно, заслуга министерства среднего образования.