Интервью Василия Молодякова с Александром Кулановым
Александр Куланов неоднократно брал у меня интервью, а я у него – ни разу. Исправляю эту несправедливость и постараюсь задавать вопросы не хуже, чем он. Отвечает он так же хорошо, как и спрашивает.
– С чего началось Ваше знакомство с Японией? Чем она Вас привлекла?
- Это долгая история – протяженностью почти в четверть века. В 1986 г., еще учась в школе, я начал заниматься каратэ. Тогда это было запрещено, занятия проходили под вывеской «самбо», но было жутко интересно, хотя с Японией пока никак не ассоциировалось. Да и стиль, который мы изучали, был корейского происхождения – Сэн’э – едва ли не единственный доступный в те времена в советских подвалах. Поступив в военное училище, я занятия не забросил, и даже добился права выезжать на семинары по рукопашному бою в Москву, который вел один заслуженный усатый каратэка. Вот там, пожалуй, у меня впервые появился интерес к японскому языку. Дело в том, что команды, которые подавал сэнсэй, были абсолютно непонятны, звучали странно и больше путали, чем помогали. Вернувшись с первого семинара, я попросил друга достать по блату японско-русский словарь – и всё, затянуло… Одновременно я заинтересовался восточной философией – в печати появились первые статьи о связи дзэн и боевых искусств – и в 1990 г. уже написал свою первую работу для Всесоюзного научного конкурса курсантов военных училищ: «Восточные единоборства и психологические возможности человека». Это было очень наивно, но это было двадцать лет назад.
Позже, после училища, служа в Тульской воздушно-десантной дивизии, продолжал искать книги о Японии, коих было мало, а однажды купил в ларьке на Госпитальной газету «Япония сегодня». Это был переломный момент: при первой же возможности я поехал в редакцию «Японии сегодня» в Москву и скупил все книги, газеты и журналы, что там продавались. Атаковал букинистические: читал запоем и очень быстро довел себя до состояния «бешеного дятла». Если до этого Япония оставалась в рамках экзотической страны, где занимаются каратэ, айкидо и пишут иероглифами, то теперь у меня сформировался имидж идеальной страны, населенной идеальными людьми. Я был уверен, что Япония – рай на земле, а при виде японцев, заталкивающих друг друга в вагоны в час пик, у меня слезы наворачивались на глаза от умиления. Полному душевному расстройству препятствовало только одно – чтение. За эти годы я перечитал почти всё, чтобы было издано о Японии на русском языке и кое-что из англоязычной литературы. Поэтому, когда я пришел в 1998 г. в «Японию сегодня» и узнал, что читать больше нечего, то начал писать сам – чтобы ответить самому себе на возникающие вопросы. Так с тех пор и пишу – ремесло журналиста дает замечательную возможность учиться у лучших специалистов в интересующей тебя области и не платить за это.
- Каков был Ваш первоначальный образ Японии и насколько сильно он отличается от нынешнего?
- Известно, что образ страны в сознании человека, долго с ней контактирующего, проходит три этапа: любовь, ненависть, объективность. Мне кажется, Япония настолько хороша, что второй этап можно миновать. Во всяком случае, период психологически неадекватной любви к «стране гейш и самураев», о котором я только что рассказывал, я пережил точно, но даже в самые тяжелые минуты жизни в этой стране, к Японии я всегда относился с любовью. Другое дело, что возникло понимание на глубинном уровне – подходишь ты этой стране или нет для постоянной жизни в ней. Я знаю, что не подхожу, но это никак не влияет на мое отношение к ней. Япония перестала быть для меня клишированным образом. Это удивительная страна, где открытие следует за открытием, а вопросов остается всё меньше.
Вторая проблема, которая часто появляется у наших людей, внезапно сталкивающихся с японскими реалиями и начинающих ненавидеть всю страну, меня, надеюсь, обошла. В этом, конечно, основная заслуга моих учителей – японоведов, которые помогли мне верно выбрать позиционирование себя в японской среде, когда я жил там и учился в Токийском университете. Я не пытался стать японцем и потому не превратился в хэнна-гайдзина («странного иностранца», вежливый вариант бака-гайдзина, т.е. «дурака-иностранца»), меньше получал от этого ударов от местной действительности, и не трансформировал это в реакцию ненависти. К тому же я все время наращивал объем знаний о стране, и это позволило мне трансформировать безумное обожание во взвешенную любовь к ней, если, конечно, так можно выразиться.
Япония для меня по-прежнему страна, где есть всё и сразу, но если я не пишу о чайной церемонии и икэбане, то только потому, что сегодня как исследователя меня интересуют несколько иные вещи. А японский чай я и так пью регулярно, да и японский садик у меня есть свой – на даче. Мне кажется, прелесть Японии в ее разнообразии, и ключ к ее правильному, адекватному пониманию – там же. Я занимаюсь старинными видами будо и слушаю J-pop, работаю в одной из известнейших японских компаний со всеми ее суперсовременными «заморочками» и с удовольствием смотрю Куросаву, интересуюсь синто и пытаюсь разобраться в творчестве Гакта. Есть такой дико модный японский рок-певец. Такова моя Япония, и другого пути для себя я не мыслю.
Страницы: 1 2